Крымские войны. 22 века боев на рубеже цивилизаций - Илья Афанасьев

Примерно через час дождались появления командующего. Карло Ломеллини выехал в сопровождении 60 всадников, трех знаменосцев с развернутыми знаменами. Первое – знамя Генуи (красный крест на серебряном поле). Второе – герцога миланского Филиппа Мария Висконти (змея, пожирающая человека, на алом поле). Третье – капитана (командующего), Карло Ломеллини (две равные части поля, красного и золотого цвета).

Выезжая из города, знаменосец штандарта Генуэзской республики сломал древко – очевидно, об арку ворот. Знамя заменили, но неприятный осадок остался.

В этот длинный летний день генуэзскому войску пришлось идти в самый солнцепек, по безлесной местности, без малейшей тени. Пыльная дорога петляла по холмам, прохладное море оставалось все дальше позади. Шли совсем налегке, в одних рубахах, но все равно было тяжело, двигались медленно. К 16 часам дня прошли всего лишь 15—16 км, достигли местности под названием Кастадзона (ныне – северо-восточная окраина с. Первомайское). До Солхата оставалось 7—8 километров.

Вероятно, здесь генуэзцы собирались отдохнуть, надеть доспехи, вооружиться. Но их опередили. На гребне близлежащего холма, совсем рядом с генуэзским авангардом, вдруг появилось несколько всадников-татар, не более 5 человек.

Действие фактора внезапности оказалось таким сильным, что передовой конный отряд генуэзцев в панике соскочил со своих лошадей и, как написал об этом эпизоде современник, «очутился без всякого оружия». Горстка татар скрылась из виду, зато появились другие, уже с десяток и, очевидно, в другом месте, причем на этот раз враги начали обстреливать генуэзцев из луков. Надо полагать, стреляли метко. Около 200 человек передового генуэзского отряда рассредоточились и приготовились защищаться, остальные 100 обратились в бегство.

Вслед за десятью татарами появились и другие, их число стремительно возрастало, показались основные силы противника. Генуэзские очевидцы оценили впоследствии их численность примерно в 5 000 человек. Но когда пехотинцы, растянувшиеся на несколько километров по грунтовой дороге, увидели в панике бегущих своих командиров, а также преследующих их и беспрестанно стреляющих из лука всадников, когда вся округа наполнилась топотом копыт, свистом стрел и криками, то солдатам показалось, что на них наступает несметная орда. Бегущими навстречу войску были его офицеры, и у многих из них торчали стрелы из тел. Всадники настигали бегущих и рубили. Первые ряды пехотинцев на дороге, «не заботясь о том, чтобы взять с повозок оружие и самострелы» [116], в беспорядке побежали назад. Паника и разрушение строя распространялись, как цепочка падающих костяшек домино.

Преследование продолжалось вдоль дороги на протяжении примерно 8 км от места битвы, в сторону Кафы. Бегством спаслись, в основном, пехотинцы из арьергардных частей и всадники-офицеры. Да и то лишь потому, что длинный день 22 июня, наконец, закончился. В ложбинах между холмами, с наступлением сумерек, стало трудно разглядеть прячущихся.

Слово современнику: «Очень немногочисленное количество спаслось от смерти бегством в город. Многие, не будучи в состоянии укрыться от ударов татар, прятались среди трупов, притворяясь мертвыми. Когда настала ночь, они поднялись и побежали в город, но из этих уцелевших людей очень мало было таких, которые не получили менее трех ран, кто от стрел, кто от меча, кто от копья. После победы татары вернулись в Солхат, набрав много возов добычи, и устроили великолепный праздник.

На следующей день все татары вернулись на поле битвы и со всех трупов отрубили головы, взяв себе все, что могли. Им было приказано нагрузить много возов головами и перевезти в указанное заранее место, где из этих голов сложены были две пирамиды» [116].

Катастрофы при Солхате можно было избежать, если бы Карло Ломеллини позаботился о боевом охранении и отправке разведки, хотя бы на 3—4 км впереди войска. Странно, что офицер такого высокого ранга не учел эти элементарные требования к ведению боевых действий. Тем более, что еще римляне сопровождали свои войска конными разведчиками, едущими впереди и параллельно войску, чтобы противник не смог застать отряд врасплох на марше. А ведь итальянцы эпохи Возрождения были, без преувеличения, фанатами античных знаний.

Может быть, жара сыграла злую шутку с пожилым, но малоопытным полководцем? Ведь Карло Ломеллини перевалило за 70 лет, а в XV в. то был возраст очень глубокой старости, и к Солхату Ломеллини подходил после долгого морского путешествия и нескольких боев.

Не исключено, что кто-то в Солхате вовремя вспомнил и предложил учесть историю битвы на р. Пьяне 1377 года. Ордынцы тогда точно так же сумели застать врасплох московско-суздальское войско, в котором полагали, что степняки далеко, пока враг не появился в нескольких сотнях метров: «Начаша ходити и ездити во охабнех и в сарафанех, а доспехи своя на телеги и в сумы скуташа, рогатины и сулицы и копья не приготовлены, и инии еще не посажены быша, такожде и щиты и шоломы» [88].

Современный украинский исследователь Виктор Мыц предполагает, что причиной беспечности генуэзцев стала спецоперация руководителей обороны Солхата: генуэзцам могли подкинуть убедительную дезинформацию: мол, защитники запрутся в стенах Солхата, их мало, и т. п. [74]

Потери генуэзского войска в солхатской резне убитыми составили около 2 000 человек. Для сравнения: в знаменитой битве при Азенкуре в 1415 г. (в ней англичане наголову разбили французов, в результате чего принудили обещать французскую корону английскому королю Генриху V) французское войско потеряло убитыми и пленными около 8 000 – 11 000 человек. В грандиозной, эпохальной Грюнвальдской битве 1410 г. войска Тевтонского ордена потеряли убитыми около 8 000 человек. В результате, экспансия могучего ордена остановилась.

Так что бой при Солхате был крупной битвой, по европейским меркам XV столетия.

В противоположной части Крыма, у ворот Чембало, через несколько дней после Солхатской битвы появился отряд татарских всадников и потребовал сдаться. Генуэзский гарнизон приготовился к худшему, но начал все же торговаться. Татары согласились начать неспешный переговорный процесс. Между Кафой и Солхатом было заключено перемирие. За 50 000 аспров генуэзцы выкупили 25 своих людей низшего сословия (уровня гребца на судне). Высокопоставленных пленников в Солхате не оказалось.

Вероятно, среди погибших было немало морских офицеров, потому что Карло Ломеллини отплыл из Кафы не с 21, а с 17 кораблями. Известно, что две галеры и еще один корабль он разоружил, оставив в порту. Не потому ли, что стала ощущаться нехватка военно-морских кадров? Кроме того, некоторые из тех, кто служил под началом Ломеллини, остались в Кафе. Кто-то, как Бартоломео ди Промонторио, перешел на службу к кафскому консулу. Другие, возможно, уехали позднее, когда набрались сил для морского путешествия. Из тех, кто отплыл в Италию в июле 1434 г. вместе с Ломеллини, многие не слишком годились для управления судном, по инвалидности.

Пример израненного бедняги – Антонио де Пумексана. В марте 1435 г. он подал прошение, в котором, в частности, записано: «В битве у Солхата лишился всего состояния и доспехов, едва спася свою жизнь. Прибыл в Геную тяжело больным и собирался там жить трудом переписывания книг» [74].

Экспедиция Карло Ломеллини стала самой крупной военной кампанией генуэзцев за 200 лет их широкомасштабной активности в Крыму. По приблизительным подсчетам, на одну лишь выплату жалованья наемникам, участвовавшим в экспедиции Карло Ломеллини, была выделена сумма, превышавшая по тогдашнему курсу 3,5 тонны чистого серебра! Это около 1/6 годового бюджета тогдашних Франции или Англии. Если добавить сюда плату морякам, расходы на фрахт двух десятков кораблей, то стоимость этой крымской военной авантюры получается громадной! Ведь эти тонны серебра потрачены еще до так называемой революции цен, произошедшей в связи с притоком больших масс серебра из Нового Света в Европу в XVI веке. До всех тех знаменитых сундуков с сокровищами в Атлантическом океане. В Европе 1-й пол. XV в. каждая серебряная монетка зарабатывалась ручьями пота и крови.

Что же заставило правительство Генуи снарядить эту экспедицию? Виктор Мыц, в качестве одного из мотивов решения об отправке такого большого войска, называет социально-экономическое положение, в котором оказалась Генуя в 1433 году. Тяжелая, неудачная война с Венецией вызвала рост цен, ухудшила положение многих социальных групп, подорвала авторитет властей. Подписание мира оставило без работы множество наемных солдат и офицеров. Отправив наемников воевать, грабить в заморские земли, правительство Генуи расчитывало уменьшить уровень социальной напряженности [74].

Действительно, такие ситуации и такие выходы из них случались в XV—XVII вв. сплошь и рядом. В конце XV в. спасением для Испании стал отток воинов, оставшихся не у дел после Реконкисты, на завоевание земель в Новый Свет. В XVI—XVII вв. подобные проблемы были у польских королей: то набирали казацкое войско для очередной войны, то распускали его без сохранения жалованья, по окончании войны. И восстания казаков наносили сильнейшие удары по Речи Посполитой.